Накануне Дня памяти и Дня Победы «КП» в Украине» встретилась с ветераном, который во время оккупации Днепропетровска попал в Освенцим. Василий Александрович встретил нас в строгом черном костюме, на котором красовались ордена. Сложно поверить, что этому моложавому мужчине с военной выправкой скоро исполнится 92 года, а за его плечами — все ужасы и тяготы одного из самых ужасных концлагерей современности. Те дни Третьяков вспоминает с болью и неохотой.
Начало. Облава в Днепропетровске
— Началась война, старший брат ушел на фронт, а мне тогда было 16, — вспоминает Василий Александрович давно прошедшие события. — Я только окончил седьмой класс, и мы с мамой оставались в городе.
Через месяц после начала войны в Днепропетровск вошли немцы. Жители постоянно сталкивались с вооруженными солдатами, спасались от облав и арестов. Как-то Вася вышел на базар за хлебом.
— В толпе вдруг закричали:»Облава!». Мы бросились к выходу, но немцы закрыли все ворота рынка и стали сгонять людей в центр. Меня и других мальчишек отправили в местную тюрьму.
Ребята провели в заключении неделю, терзаясь от неопределенности и страха за свое будущее. Мать Третьякова не могла понять, куда пропал сын. Затем до нее дошли слухи об облаве.
— Мама пыталась передать мне какую-то еду. Конечно, ничего я так и не получил.
Львов. Под бомбежкой советской авиации
Утром в камеру ввалились солдаты. Подталкивая пленных прикладами, погрузили их в вагоны. Из разговоров ребята поняли, что их увезут в Германию. Но во Львове случилась длительная остановка.
Ребят выгрузили из теплушек и отправили восстанавливать кислородный завод. Затем — грузить на станции эшелоны с одеждой сожженных в газовых камерах узников.
У пленных не было выбора — либо подчиняться приказу, либо быть расстрелянным.
— Здесь я познакомился с земляком, — говорит Василий Александрович. — Эсэсовец заметил, что мы разговариваем, и перебил мне прикладом плечо. Боль страшная, но нужно было продолжать работать. А потом еще и налет начался — советские самолеты сбросили бомбы, и одним из осколков меня ранило в грудь.
Мальчику повезло, что среди заключенных оказался врач. Он вытащил осколок и обычной иголкой с ниткой зашил рану.
Одна из утренних проверок закончила львовский этап. На ж/д станцию, где размещались пленники, прибыл немецкий офицер и отобрал несколько молодых ребят, среди которых оказался и Василий.
— Мы сразу подумали, мол, это конец, — воспоминания понемногу растравили старые раны, и ветеран заметно волновался. — Либо в газовую камеру, либо расстреляют.
Но вместо этого заключенных повезли в красивое графское имение на работу: доили коров, помогали по хозяйству, кормили свиней. А Васю еще и выучили на шофера.
|
Освенцим. Детская кровь для фашистских солдат
Мнимый покой продолжался недолго. В июле 1942 года Третьякова с группой других подростков все же отправили в концлагерь.
Пленников встретили мрачные бараки, обнесенные колючей проволокой. Над воротами красовалась готическая надпись Arbeit macht frei — «Труд освобождает».
Уже позже пленники познакомились с трактовкой этого лозунга. Комендант лагеря трактовал надпись по-своему, мол, на свободу вы отсюда выйдете через трубу крематория.
— Каждый день были смерти, — вспоминает бывший узник. — Человека могли убить за самый малейший проступок. Из труб крематория постоянно валил густой дым. Жили мы в пронумерованных бараках, ходить могли только в робе, на ногах — деревянные колодки. Узников распределяли на работы кого куда. Мы, например, вагоны грузили под присмотром надзирателей. Есть давали вареную брюкву. Разговаривать не разрешали, вместе собираться — тоже. Детей уводили отдельно, у них брали кровь для раненых немецких солдат.
Ограждение было под напряжением, вокруг — сторожевые вышки. Если кто-то пытался сбежать, расстреливали сразу.
Но самыми страшными были газовые камеры. Узники не знали, как они выглядят, и это незнание только усиливало страх.
— Людей отправляли якобы на санобработку в душ мыться, — вспоминает Третьяков. — На самом деле в эти самые душевые был подведен газ. Узников раздевали, женщинам обрезали волосы, сгоняли в эти помещения и захлопывали дверь. Но из леек запускали совсем не воду…
Польша. Проверка СМЕРШем
В концлагере Третьяков провел восемь ужасных месяцев.
— Нас освободили войска маршала Рокоссовского, — вспоминает Василий Александрович. — Они ворвались в Освенцим, и немцам ничего не оставалось, кроме как сдаться, а мы, узники, бежали с радостными возгласами навстречу спасителям.
Из концентрационного лагеря Василий сразу попал в другой — фильтрационный. Здесь СМЕРШ устраивал проверки всем побывавшим на оккупированных территориях и в концлагерях.
Впрочем, после Освенцима здесь уже можно было жить и не бояться будущего. Да, к бывшим узникам относились с опаской, но по-человечески, хоть и тщательно проверяли.
— После проверки меня направили воевать в противотанковый взвод в Польшу. Командир полка, узнав, что я умею водить машину, усадил за руль грузовика.
День Победы солдат Третьяков встретил там же, в Польше. Он до сих пор вспоминает, какое всеобщее ликование тогда началось.
— Для нас организовали праздничный обед. Водки не было — отмечали спиртом, — улыбается ветеран. — Потом начали привыкать к мирной жизни. Меня тогда на склад вооружения поставили — оружие принимать. Ребята сдавали его охотно, даже улыбаясь.
Родина. Третий Голодомор
— Мама уже знала, что я жив-здоров. Мы с ней переписывались. Как-то получаю письмо: «Сынок, если можешь, приезжай домой. Может, последний раз увидимся. Я вся опухла, папа еле ходит, брат после ранения домой вернулся».
В 1946-м из-за последствий войны в стране начался массовый голод. Шофер Третьяков показал письмо командиру, ему выписали отпуск, быстро сделали все документы и отправили в дорогу.
— Но как поедешь к умирающей с голоду родне с пустыми руками? Хорошо еще на «кладбище машин» нашел почти новый прицеп, подлатал его немного и продал одному поляку. На эти деньги купил мешок муки и мешок пшена. Все это добро спрятал в ящики из-под снарядов, поскольку на таможне продукты бы точно отобрали.
Дома была трогательная встреча со слезами и объятиями. Мама сразу же напекла из привезенной муки пирогов и стала расспрашивать сына, надолго ли он приехал.
— Я ответил, что через неделю уезжаю, хотя отпуск мне дали на месяц, — опустил глаза бывший узник. — Просто не хотел семью объедать…
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Чтобы помнили
После демобилизации Василий Александрович вернулся в родной город, работал водителем в конторе «Заготзерно» и учился в автотранспортном техникуме. Затем 20 лет работал в таксопарке и был одновременно председателем общественной комиссии при городской ГАИ. С 1995 года председатель Днепропетровского городского УСУ — ЖН (Украинского совета узников — жертв нацизма). Мужчина твердо решил, что будет помогать таким же, как он, жертвам фашизма — члены совета ведут пропагандистскую и просветительскую работу, чтобы люди помнили об ужасах войны и не допускали повторения подобного.
