«Расцепил руки только после того, как мне наступили берцем на яйца. Как оказался голым, уже не помню – после удара по голове потерял сознание». Издание «ГОРДОН» связалось с девятью бойцами «Торнадо», содержащимися в Лукьяновском СИЗО, чтобы выяснить подробности того, что произошло 9 августа в Оболонском районном суде Киева, где в закрытом режиме больше года слушается уголовное дело против расформированной добровольческой роты МВД.
9 августа все прилегающие к Оболонскому районному суду Киева улицы были плотно оцеплены Национальной гвардией и полицией. Перед линией ограждения собрались сотни активистов и десятки журналистов с телекамерами. В этот день в суде было назначено очередное закрытое заседание по делу расформированной добровольческой спецроты МВД «Торнадо». Из 12 подследственных в суд доставили девятерых. Трое бойцов – командир роты Руслан Онищенко (позывной Фриман), Даниил Ляшук (Моджахед) и Юрий Шевченко (Рэм) – остались в Лукьяновском СИЗО. Онищенко и Ляшуку запретили участвовать в двух судебных заседаниях из-за вызывающего поведения, Шевченко несколько недель назад сломал ногу.
В этот день в суде были отменены все заседания, кроме «Торнадо». Причина: неделю назад, 2 августа, перед зданием Оболонского суда произошли столкновения между правоохранителями и активистами, поддерживающими спецроту. Сами торнадовцы отказались покидать бокс для подследственных (аквариум), требуя частично открыть судебные заседания, которые больше года проходят в закрытом режиме.
Во время общения с журналистами адвокат «Торнадо» заявил, что еле пробрался на несколько минут к подследственным, которых только что избили прямо в здании суда. Издание «ГОРДОН» связалось со всеми девятью бойцами, находившимися в тот день в суде. Торнадовцы подтвердили слова адвоката и прислали фотографии побоев.
По словам бойцов, их по одному заводили в помещение на нижнем этаже Оболонского суда, где находились от 15 до 20 человек в балаклавах и в черной форме без шевронов. Каждого торнадовца силой заставили раздеться догола, после в грубой форме осмотрели им рот и задний проход, избили берцами и дубинками, затем подняли на пятый этаж в зал заседаний, где продержали в аквариуме несколько часов с руками за спиной и в туго натянутых наручниках. Жестче всех, по словам задержанных, избивали заместителя командира роты Николая Цукура: его, единственного из всех, целенаправленно били по голове, пока он не потерял сознание.
«ГОРДОН» обратился в Оболонский суд с просьбой прокомментировать произошедшее. «Никаких заявлений об избиении от обвиняемых в суд не поступало, – заявила пресс-секретарь Инна Свинаренко. – Ни одного. Никто из работников суда не видел факта избиения. Оболонский районный суд считает, что адвокат подобными заявлениями использует непроцессуальный способ защиты своих подзащитных. Неизвестных в черных формах и балаклавах мы не видели. Если подследственные предоставят фото и видеодоказательства избиения, оформят должным образом заявления, суд это рассмотрит. Но я подчеркиваю: ни одного заявления от них не поступало».
– Оболонский суд лжет. После избиения, когда нас подняли на пятый этаж в зал заседаний, я в тетрадку записывал точное время, когда требовал «скорой» и адвоката. Специально фиксировал эти данные, боялся опять потерять сознание и забыть подробности.
В зале суда висели мониторы, работала видеокамера, в аквариум, где мы находились, был проведен микрофон. Я встал под микрофон и видеокамеру так, чтобы меня было слышно и видно, и громко говорил: «Требую вызвать «скорую» и адвоката». Пусть Оболонский суд выложит это видео, как и свое первое «кино» о нас. (Несколько недель назад Оболонский районный суд на своем официальном сайте обнародовал видео с закрытого заседания по делу «Торнадо» от 19 июля 2016 года, указав, что «обвиняемые нарушили порядок судебного заседания путем обливания прокуроров и других участников процесса жидкостью бурого цвета, высказыванием угроз, которые содержат ненормативную лексику». – «ГОРДОН«).
9 августа утром нас по одному завели в первую металлическую дверь на нижнем этаже суда. Двое неизвестных в масках сразу потащили меня в дальний бокс. Хотя по инструкции, конвою, который доставляет нас из СИЗО в суд, запрещено передавать подследственных посторонним лицам.
В дальнем боксе были человек 15-20 в черных балаклавах и двое в медицинских масках. Я потребовал адвоката и видеофиксации. Получил первый удар. Мне приказали раздеться. Я отказался. Получил второй удар, ну и пошло-поехало. Накинулись шесть-семь человек, били в печень, почки, поясницу, начали стягивать одежду. Я сцепил руки в замке перед грудью, получил несколько ударов по затылку. Расцепил руки только после того, как мне наступили берцем, скажем аккуратно, на яйца. Стянули футболку, как оказался голым, уже не помню – после очередного удара по голове потерял сознание.
Очнулся, поднялся, стоял раздетым. Мне приказали несколько раз присесть и после встать на колени. Я отказался. Начали бить сзади по ногам. Самый крупный мужик в балаклаве запрыгнул мне на плечи, пытался придавить весом, я подкосился на одно колено. Последовала серия ударов.
Внезапно человек в медицинской маске приказал всем остановиться. Думаю, испугался: у меня пошли гной и кровь из старой раны, которую не успел залечить до ареста. Доктор сказал: «Ладно, задницу обследовать не буду. Быстро поднимайте его наверх». Приказали одеться. Я опять отказался, сказал, что пойду голяком. Получил удар, силой напялили на меня одежду, понесли с заломанными назад руками верх по лестнице. По ходу еще пару раз дали по голове полицейской дубинкой, я опять потерял сознание. Очнулся уже перед залом суда на пятом этаже. Кинули в аквариум, не снимая наручников.
– Когда завели в здание суда, конвой вдруг спросил, нужно ли мне в туалет. Я удивился: последние 14 месяцев никогда такого не спрашивали, сразу в специальный бокс отправляли, где мы ждали начала заседания. В этом боксе и туалет есть, и покурить можно. Ну, я согласился, вышел из туалета, а конвоир мне сказал: «Не в обиду, теперь иди туда».
Теперь понимаю, за что конвоир извинялся. У нас с конвоем ровные отношения. Уже после избиения, когда нас возвращали в СИЗО, я спросил: «Хлопцы, что это за цирк был? Не могли предупредить?». Конвой ответил: «Мы сами не знаем. Начальство запретило что-то говорить».
«Иди туда» – это в помещение с зелеными стенами, серым линолеумом. Там было много людей в черных масках, пару почему-то в белых перчатках. Сказали: «Если сам не разденешься, поможем». Я ответил: «Ну, попробуйте». Навалились шестеро или семеро, заломали руки, насильно стянули одежду. Те, что в перчатках, влезли во все дыры, типа не спрятал ли я что-то запрещенное.
Периодически наносили удары, в основном били берцами по ногам. Плюс коленом в печень и по ребрам. Я их спрашивал: «Зачем?». Они: «Нравится прокуроров обижать? Тогда получай!». Ну, там маты были, еще бред какой-то. Потом на пятый этаж подняли, но я сам шел, меня, как других ребят, не тащили. В аквариум последним зашел, уже все побратимы сидели. Цукур совсем хреново выглядел.
Думаю, военная прокуратура и ГПУ мстят, чтобы мы шум не поднимали и уменьшили давление до следующего суда.
– Насторожило, что нас из СИЗО не одним автобусом везли, как раньше, а разделили на два автозака. Потом конвой зачем-то спросил: «Нужно в туалет?». В комнате человек 15-20 в черных балаклавах, стояли плечом к плечу. Сказали раздеться. Я снял футболку. Они сказали, догола раздеться. Раньше, если нас шмонали, всегда под видеофиксацию. Я стал требовать адвоката.
На меня накинулись, скрутили, схватили за шею, я дергался, стали бить. Схватили за чуб, кричали: «Ну что, майданутый, нравится?! Задрали вы нас, добровольцы!». Самые жесткие удары были по ногам, сзади и спереди, били палкой. Потом заломали за спину руки и в наручниках наверх потащили. Там уже другие торнадовцы сидели. Сначала мы злые очень были, а после даже шутить стали. В зале суда, перед аквариумом, стол адвокатов же находится, на нем ничего не было, кроме синей папки с надписью золотыми буквами «Генеральна прокуратура України». Вот мы и шутили: какой прозрачный намек.
Зачем били? Думаю, прокуратура хочет запугать. Ну так передайте ей – не выйдет. И с видео, которое они смонтировали с наших закрытых заседаний, не выйдет. Мы год вели себя тихо в суде, а как допрос «потерпевших» начался…
Чтоб вы понимали: я до войны программистом был, на факультете кибернетики в киевском университете Шевченко учился, ни разу в жизни бумажку на улице не выкинул, только в урну. А тут 14 месяцев подряд нам шьют «изнасилование», «мародерство»! И то, что мы прокуроров облили зеленкой и мочой, – ноль в сравнении с враньем обвинения.
– Сколько было? Человек 15-20. Били берцами по голеням, пробивали печень, заламывали и били кулаком по шее, орали: «Мы вас научим мальчиков любить!». Я хрипел: «Посмотри дело, у нас нет статей изнасилований».
Потом в зал судебных заседаний поволокли. В СИЗО врач сказал: «Это покраснение, зафиксировать не могу, синяков явных нет». Да что с него взять? Меня когда в апреле задерживали, сломали ребра, уши и нос, так этот медик из СИЗО пришел, осмотрел и прописал: «Холод, голод и покой».
Сейчас не очень себя чувствую, постоянно голова кружится. Когда в ту комнату впихнули, я сообразил: на провокацию вестись нельзя, хотят, чтобы я сам на них набросился, а потом заснять, смонтировать видео и выложить в интернет.
– Всегда, когда конвой доставлял в суд, нас шмонали под видеофиксацию. Впервые этого не было, сразу повели в другой конец коридора, впихнули в какую-то комнату с клеткой. Там больше 10 мужиков было, все в черной форме и балаклавах, двое – в медицинских перчатках и марлевых повязках. Я говорю: «Где видеофиксация и адвокат?». Мне: «Х…й тебе, а не адвоката!».
Силой раздели, заломали руки. Три удара берцем в ногу получил, потом дубинкой в голень, двумя ладошками одновременно по ушам – оглушили и чем-то тяжелым по лопатке бахнули. Затянули на максимум наручники, подняли на пятый этаж.
Там уже Ахиллес сидел. И Охотник (позывной Цукура. – «ГОРДОН») был белый, как мел. У всех руки за спиной в наручниках. Кисти и пальцы опухли, начали неметь. Конвоир нам говорил: «Имею право держать вас в наручниках два с половиной часа». За две минуты до прихода адвоката сам предложил снять наручники. Мы отказались: «Только в присутствии адвоката», но его ненадолго впустили и сразу выпихнули.
Когда в СИЗО вернули, фельдшер ко мне пришел, осмотрел побои, написал «покраснение» и свалил. Сейчас нормально себя чувствую, но ноги болят.
– Не знаю, как рассказывать. Били. Сильно. Накинулись, заломали руки, насильно раздели, осмотрели. Я сопротивлялся, они ударяли по ногам, коленям, рукам. Потом наверх волокли, потому что у меня одна нога уже не работала. Тащили двое.
Наверху в аквариуме уже пятеро наших побитых было – Цукур, Куст, Холод, Свиридовский, Пламадяла. Я все время на Цукура смотрел, ему совсем плохо было, пару раз отключался, говорил, что дико голова болит.
В СИЗО нас где-то в обед вернули. Мы сначала отказывались в камеры идти, требовали вызвать «скорую». Потом местный врач пришел, осмотрел, снял побои, пощупал мою ногу, сказал: «Если нет явных следов, значит, и перелома тоже нет».
Сейчас нормально себя чувствую, только руки-ноги болят. Думаю, специально нас били, чтобы спровоцировать на ответную драку, типа, «Торнадо» сами сорвали очередной суд.
– Меня в то помещение еще ни разу не заводили, хотя уже 14 месяцев на суды доставляют.
Там три комнаты соединены были, в последней – большая клетка. Туда и впихнули.
Скомандовали раздеваться. Там два вроде как доктора были, в перчатках и марлевой повязке, они команды людям в балаклавах отдавали. Ну, осматривали рот, задний проход… Не хочу говорить.
Я сам оделся. Побили, но, думаю, в сравнении с другими ребятами, мне повезло.
Зачем все это было? Не знаю. Психологическое давление, наверное, чтобы сломать нас и показать собственное превосходство. Я в зале суда еще странную папку запомнил с надписью «Генеральна прокуратура України». Она на столе перед нами лежала.
– Это новая комната была, никогда в ней не был. Конвой передал нас каким-то здоровым мужикам в балаклавах. Сколько их было, не успел сосчитать. Меня сразу после Цукура «приняли».
Забрали воду, личные вещи, спросили: «Сам разденешься или помочь?». Я отказался, насильно раздели. Потребовали снять с шеи крестик, я отказался, они его сорвали. Палец в задницу засовывали, какую-то херню несли все время.
Били в затылок кулаком, по мышцам трапеции, по ногам. Я сам оделся, когда по ступенькам поднимали, заехали мне в челюсть.
На столе адвоката синяя папка лежала, зачем-то к нам повернутая, с надписью «Генеральна прокуратура». Мы орали, требовали адвоката, его на пару минут пустили, потом выгнали. Цукур терял сознание, мы требовали «скорую», требовали, чтоб Коле вернули таблетки от сердца и давления. «Скорую» так и не дождались, хотя она стояла недалеко от здания суда.
Думаю, нас избили, чтобы морально унизить и психологически сломать. Когда нас в СИЗО вернули, мы администрацию вызвали, написали заявление, медик снял побои. Ждем, что будет дальше.
– Я теперь в голове все детали прокручиваю. Впервые вывозили из СИЗО на двух автозаках. Сказали, что якобы автобус сломался. Вообще, все было впервые, не так, как всегда. Обычно в суде нас в полуподвале в боксе собирали, мы около часа ждали суда, говорили, курили. В этот раз все очень быстро было: быстро из СИЗО доставили, быстро в суд завели, быстро избили, быстро наверх подняли.
Как били? Меня четыре человека схватили, раздели. Я в рубашке был, они расстегнули все пуговицы, кроме трех: «Может, дальше сам и по-хорошему?». Я их послал, посыпались удары, но по голове не били. Те, что в медицинских перчатках были, не просто анальное отверстие осмотрели, а навалились и заставляли силой 10 раз присесть. Зачем это надо было? Унизить нас, деморализовать.
В зале суда на пустом столе только папка лежала, на ней написано было «Генеральна прокуратура України». Такой папки не могло быть у наших адвокатов. Генпрокуратура не могла не знать, что наше избиение просочится в СМИ. Но им все равно, понимаете? Им точно так же все равно, что дело против нас насквозь шито белыми нитками.
