На 9 мая «ОУН» анонсировала акцию «Смертный полк» в отношении участников «Бессмертного полка» в Киеве. Рано утром полиция заблокировала офис националистов, они сами позже сообщили, что членов организации избили, а мебель в офисе поломали. Полиция объяснила свои действия радикальностью намерений членов «ОУН». Советник министра МВД Зорян Шкиряк опубликовал фотографию человека в окне штаба организации, который угрожал участникам акции «Бессмертный полк» тубусом от гранатомета. Чтобы разобраться в ситуации, мы отправились на интервью с лидером «ОУН» Николаем Коханивским, — пишет 112.
* * *
Зорян Шкиряк опубликовал фотографию человека с гранатометом в окне вашего офиса. Гранатомет был направлен в сторону участников акции «Бессмертный полк», которые шли к могиле Неизвестного солдата. Что это было – фотомонтаж или человек в окне действительно из «ОУН»?
Все очень просто. Более недели назад мы объявили, что любой московский полк должен быть смертным: с их колорадскими лентами и всем остальным. Мы планировали, что будем на Арсенальной смотреть на всех этих пенсионеров-бюджетников, у кого увидим ленточку – будем срывать. Но в пятом часу утра наш штаб был заблокирован силовиками, и оттуда никто уже не мог ни войти, ни выйти.
Подождите, вы в пять утра все были в штабе?
Нет, но там было 25 человек где-то, а остальные должны были собраться на Арсенальной.
А вы были в этот момент в штабе?
Нет, меня не было. Туда невозможно было дойти уже через кордоны новой полиции или «Беркута», или как они там назывались. До 12 дня вообще никого из добровольцев, ветеранов АТО не пускали. Только видят, что ты реальный боец, что у тебя там ордена — все.
Вы, получается, по рассказам ребят знаете, что именно происходило в этот момент в штабе организации?
Я не мог доехать физически. Когда я пробовал хоть где-нибудь зайти, нигде не пропускали (через кордоны полиции на Арсенальной, — авт.). Потом уже в конце, когда начался штурм, меня провели ребята туда в середину. Они меня там подвалами провели, они сами так проходили.
А они вам звонили? Говорили, что происходит?
Постоянно. Мы были на связи.
Так откуда появился гранатомет в окне?
В штабе у нас есть музей, и там действительно есть отстрелянный гранатомет, и когда их заблокировали, ребята не могли выйти, они высунули его из окна. Пустой. Все это видели, что он пустой, журналисты видели. Это только версия, что нас били из-за этого тубуса. Она, конечно же, лживая. Эта версия возникла только сегодня (11 мая, — авт.). Они ее придумали, потому что возник резонанс. Они же делали это по всей стране. Но раз резонанс есть – может начаться революция. Они этого боятся. Поэтому такие…
Вы имеете в виду стычки по всей стране с участием полиции в целом или конкретно по отношению к офисам «ОУН» в других городах?
Были события в Днепре, в Николаеве, в Мелитополе.
То есть не только в отношении «ОУН»?
Да. Теперь они говорят, что так жестоко вели себя и ограбили нас только потому, что мы выглядывали с тубусом. Я ничего не могу сказать своим парням в связи с тем, что они эту «бляшанку» высовывали из окна и пугали ею. Теперь это вся Россия на своих телеканалах показывает – парня с гранатометом в окне штаба «ОУН» Пусть су*и боятся и не лезут.
А гнилая картошка, (которую бросали в участников шествия, — авт.) она откуда взялась?
Картошка в штабе была. У нас же боевой штаб. Батальон воюет. У нас две комнаты в штабе — это хостел. Бойцы приезжают, остаются ночевать, моются, стирают одежду и уезжают либо домой, либо на фронт.
Вы не готовили эту картошку к акции заранее?
Нет, нам нужно кормить бойцов, которые приезжают. Мы помогаем и беженцам. Штаб абсолютно живой.
А как вышло, что она была гнилая?
Я не знаю, насколько она была там гнилая. И была ли. В штабе картошка есть всегда, потому что нужно кормить людей.
А дымовую шашку кто бросил?
Мы, понятно. Послушайте, мы этого не скрываем. Мы обещали, что будем делать все, что можно, чтобы этот чертовый смертный или бессмертный полк не прошел. Поэтому мы готовили и дымовые шашки. Они у нас были, чтобы бросать в этих ватников, чтобы создавать препятствия им. Картошку мы кидать, конечно, не планировали. Да даже и дымовухи, возможно, не кидали бы, и файеры. Но мы собирались на Арсенальной именно срывать ленточки, символику, сдавать милиции этих подонков. Но вот так 25 человек были заблокированы.
Но оружия у вас в офисе не было?
Об этом мы ранее объявляли. Во всех наших штабах и тренировочных центрах нет наркотиков, у нас не употребляют алкоголь. Мы объявляем об этом с определенной периодичностью, чтобы не было за что милиции прицепиться.
Еще одну акцию в ответ на действия полиции готовите?
Нет. Решаем проблемы: у нас люди ограблены – забрали документы, мобильные телефоны.
Это полиция изъяла?
Конечно. После этого погрома пропали деньги. Полиция и не стыдится говорить, что, может, мобильные мы вам вернем. А о деньгах забудьте, это наши как бы трофеи. Мы не можем отправить сегодня людей по домам. Некоторые приехали из Львова. Думаю, что таки волонтеры помогут, но такое нахальство…
И сколько денег пропало?
Понятно, что там парни-девчонки не богатые. У каждого там было, чтобы приехать в город, 500-700 грн, чтобы на обратный путь можно было доехать. У некоторых и по 3 тыс. грн было.
А как полиция вам объяснила погром в вашем офисе, сломанную мебель? Насколько я понимаю, им никто сопротивления не оказывал? Зачем тогда?
Они объясняли это очень хорошо: мы вас, «бандер», били и убивать будем. Вот так. Над Андреем издевались, били его. «Мазепинку» в рот засунули, типа: жри, «бандера». Не надо недооценивать милицию, тем более этот «Беркут». Они такие, как и были, и ни на йоту не изменились. Мы – враги. Мы защищаем эту страну, они хотят ее уничтожить. Поэтому им есть, за что нас бить, хотя бы за то же, за что они били нас на Майдане.
Я думала, что-то изменилось у нас в стране. Нет? Вы так не считаете?
Ничего. Они пробивали там девчонок. Парней били. Парни не сдавались. Они их добивали. Наши парни молодцы.
Много людей пострадало?
По сути, у нас трое тяжело побитых. Они в больнице. В тяжелом состоянии, их пытаются постоянно выписать, милиция там все время кружит, чтобы выписывали, чтобы огласки не было. Но их врачи отказываются выписывать, потому что видят – тяжелое состояние.
А кто именно в больнице сейчас?
Оксана Ладыка, Сергей Слисаренко, и во Львове должны были оперировать Назара. Он уехал во Львов, чтобы уже там лечь на операцию. У него тяжелая травма паха.
Что у ребят диагностируют?
У Сергея сотрясение мозга, поломанные ребра, пальцы. У Оксаны также сотрясение мозга, ушибы.
И как вы планируете действовать теперь?
Защищаться трудно. Сегодня мы ходим к следователям, требуем вернуть документы. Ну ладно, деньги… Верните оргтехнику, мобильные. Ну как людям без мобильных? Компьютеры. Но ответ такой: когда-нибудь, возможно, мы вернем.
Насколько решительно вы были настроены, как далеко были готовы зайти в отношении участников акции «Бессмертный полк»?
Пани, послушайте, да мы просто няшки. Вот представьте только, если хотя бы один активист вышел в Симферополе с сине-желтой лентой. Представляете, что бы с ним было? А тут мы (переходит на иронический тон), ай, дали в табло ватнику. Какой ужас! Сорвали георгиевскую ленту с какой-то дуры. Ой! Она же несла красный бантик и коммуняцкий флаг. Какой ужас, какие садисты! Все забывают, что это абсолютно нереально за поребриком. Это смертный приговор себе подписать. И не просто умереть, а тяжело умирать за свое украинство. А тут вот мы провокаторы.
(Переходит на жесткий и серьезный тон) Мы заявляем еще раз: каждый «бессмертный полк», который будет гулять по нашей святой земле, должен рано или поздно стать смертным полком. И я очень рад, что этот тубус, эту железку от гранатомета по всем телеканалам России теперь показывают. Пусть знают: мы готовы снова к борьбе. Ничего не изменилось с 2013 года. Мы готовы снова выйти на Майдан, ехать на фронт, убивать их и защищать свой народ. Потому что не хотим допускать новых голодоморов, репрессий, унижений.
Как националист, человек, который болеет за Украину, в чем вы видите опасность от этих людей, которые идут 9 мая в «Бессмертном полку»?
Это самая огромная опасность, которая только может быть. Если вы знаете, аннексия Крыма началась не с «зеленых человечков». Она началась намного раньше, еще 20 лет назад: с Московского патриархата, с «Бессмертного полка», с колорадских лент, с российских флагов, с «Этот день Победы…», со всего этого. Это нагнеталось. (Цитирует на русском) «Что это наше родное. Россия, приди». (Вновь возвращается к украинскому языку) И уже потом были «зеленые человечки». Аннексия Донбасса также при полном разрешении, разгуле этого сепаратизма, этой промосковской истерии. Это позволяла киевская власть и до сих пор позволяет. Это позволяла СБУ в 2014 году. И теперь Порошенко с Аваковым это возвращают в 2017 году. Но мы, националисты, не можем этого позволить, мы знаем, с чего все начинается. Мы должны действовать решительно. Хотя это и не решительно.
Вы представляете себе, чтобы в Донецке сейчас, когда идет «Бессмертный полк», хоть кто-то вышел с сине-желтой лентой? Вы представляете, чтобы в Донецке кто-нибудь в громкоговоритель сказал: «Слава Украине» или хотя бы несколько предложений на украинском? Но тогда почему это происходит в Украине, в Одессе? Это уже происходило в Крыму и на Донбассе. Поэтому мы так решительно против этого протестуем. И, кстати, если сравнивать с Донбассом и Крымом, все довольно мирно. Мы никому не вынимаем глаза, не сажаем снайперов и не стреляем в колорадские ленты. Хотя нужно было бы. Если мы будем спокойно наблюдать за всеми этими мирными собраниями, Московским патриархатом, то абсолютно реально через год-два сюда придет уже «путинский полк». И мы будем ждать еще одного Голодомора – это уже третий или четвертый будет. И это реально будет.
(Отвечает на звонок на мобильном: «Алло… Смерть ворогам!»)
Нам говорят: вы высунули тубус! Ах-ах-ах. И спрашивают: а если бы в связи с угрозой мирным гражданам снайпер МВС подстрелил бы вашего бойца, что бы вы делали? А почему снайпер МВС не стреляет в портрет Жукова, который несут с колорадской лентой? Почему не стреляет в ряженых ветеранов, которые с георгиевскими лентами идут? Потому что такие люди с лентами на востоке убивают украинцев. А сегодня все, что мы хотим сделать, какую-то железку из окна высунув, все, что мы могли… они говорят, что они бы стреляли? И как вы хотите, чтобы мы защищались? Вы посмотрите видео, что они нам кричали: «Фашисты в АТО. Сдохните там. Что вы тут делаете, все — в АТО». В Одессе шел марш, и люди в колонне скандировали: «Донбасс, мы с тобой».
Если я вас правильно поняла, «Бессмертный полк» в ваших глазах — это акция, которая не имеет отношения ко Второй мировой войне, а это замаскированное выражение сопротивления против Украины?
Это реальный реванш, который разрешает власть. Мало того, который власть культивирует, избивая нас, отправляя нас в тюрьмы.
А как вы относитесь к Авакову?
Они — враги украинской нации. Всего украинского.
Имеете в виду Авакова или кого-то еще?
И других тоже. Весь их бизнес завязан на России. Почему сейчас не сидят олигархи? Почему не сидит Ахметов, почему выпускают каждого, кто богатый из Партии регионов? Что, никто не знает, что Небесную сотню убивал непосредственно Ахметов? Никто не знает, что все эти путчи устраивал Ефремов? Никто не знает, что в Харькове украинских активистов убивали с подачи Добкина, Кернеса? Никто не знает, что враги украинской нации — это Кивалов, Труханов в Одессе? А выходит, что мы, украинские националисты, которые все эти 25 лет бьемся, мы — провокаторы, мы идем на фронт – так мы рука Кремля, мы возвращаемся с фронта – так мы хуже, чем рука Кремля.
Но на Майдане вы же вместе все стояли.
Не совсем. Они стояли сверху, у них был ресурс, они делали все, чтобы Майдан не выиграл. А Майдан делал все вопреки тому, что диктовали Порошенко, Кличко, Аваков, Турчинов.
Так в итоге победой Майдана они воспользовались?
Да, Майдан им пробил победу. К сожалению, мы, украинцы, решительные, но не ловкие, не хитрые, не подлые в получении государственных должностей. И так уже закручена система, что мы их никогда не получим, если будем действовать в рамках системы, через выборы. Мы можем выиграть только с Божьей помощью, только через революцию.
А с Александром Музычко вы были знакомы?
Мы не дружили, но я его знаю.
Это было первым актом против националистов?
Откат назад начался сразу же после победы Майдана. Уже 21 февраля Парубий и иже с ним начали отпускать «Беркут». Дескать, мы уже власть и нужно на что-то опираться. Они не собирались изменять страну. Они опирались на все те же старые силы. Как отодвигали нас от сцены, так начали отодвигать от власти. И с Музычко это уже было так показательно! Не прошло и двух недель — убивают одного из реальных борцов, который в Западной Украине имел влияние.
Вы не боитесь, что с вами сделают то же, что и с ним?
(После паузы) Пани, я христианин. Я приму любую судьбу достойно. Что есть смерть? Я пойду к Богу. А тут я должен делать то, что должен. Если я не буду этого делать – меня Бог спросит: ты знал свою миссию. Значит, мне не доверял. Это философская тема. Конечно, меня могут убить, как и любого другого активиста могут убить.
А пытались?
Конечно, с Майдана, с самого начала. Я считаю, что создавали Майдан мы, а не Найемы, не Кличко. И до этого, и на войне пытались.
В АТО?
Да.
Сколько вы служили там?
Где-то год. Периодически я туда возвращаюсь. Там наш батальон до сих пор воюет. Я передал командование и остаюсь провидныком организации в целом, а батальон — как одно из подразделений.
Была объявлена кампания по вливанию добровольческих батальонов в ВСУ. Как вам удалось сохранить отдельное подразделение?
Это была очень лживая кампания. Как это происходило? Еще в 2014 году у нас было 50 бойцов. Первая сотня «ОУН»: я начал бой с ВСУ (с Министерством обороны, – авт.), что у нас есть люди. Проведите нам «вышкил», дайте оружие, и мы готовы сразу ехать, куда пошлете: хотите — на границу с Крымом, хотите — в самое пекло на Донбасс. И мне никто не отказывал. Кругом все эти веселые генералы усмехались: «Да, патриотизм, мы всегда». И все врали. Тотально. Никто не собирался давать нам оружие и отправлять куда-то. Если помните, первая волна – военкоматы были полные, но эта власть все делала, чтобы этих мотивированных бойцов не брать. Набирали бездарных, пьющих. До середины лета я уже понял, что нас никуда не возьмут. Мы купили немного оружия.
А где купили?
В магазине. Разными путями достали. Зарегистрированное. Незарегистрированное. И поехали.
А где вы начинали войну?
Мы начинали в «Азове» (батальон «Азов», — авт.). Первая группа нас тридцать человек поехали. Даже некоторые принимали участие в штурме Мариуполя. Потом мы в «Правый сектор» переехали, побыли там. У нас тоже отдельное подразделение было – человек тридцать. Мы принимали участие в штурме Саур-Могилы, 14 августа въехали в Пески. Там два года практически были. Сейчас в Крымском на Луганщине. Кампания по переходу в ВСУ была, но никто добровольцев не брал отдельными подразделениями. Нам говорили, что да, вы будете подразделением, а на самом деле рассеивали. Все делалось очень технично. На самом деле после вступления в ВСУ отдельные добровольческие подразделения прекратили существование. «Карпатская Сечь» вам как пример.
Как вы «ОУН» сохранили отдельным подразделением?
С Божьей помощью. Только чудом. На самом деле ситуация такая. Нормальным командирам (а они есть в ВСУ, «отчеканились» за время войны), им нужны мотивированные люди. Не те, кого присылает Генштаб. Поэтому нас подпольно и держат. Доверяют оружие. Со своим руководством, но держат. Не хочу говорить. Этого без слез не расскажешь, что такое Вооруженные силы Украины на самом деле.
А с «Азовом» и с «Правым сектором» какие у вас отношения? Вы соперники или друзья?
«Правый сектор» сейчас уже имеет партию, они ориентируются на выборы. «Азов» также ориентируется на выборы. Мы же ориентируемся на революцию. Мы хотим прийти к власти. Понимаем, что только мы можем руководить этой страной на данном этапе. В кризисное время. Но не через выборы. Через революцию. Вот в этом у нас разногласия. То есть силовой захват власти. Установление национальной диктатуры. Создание военного государства. Победа в войне. А дальше уже можно играться в выборы, мы будем готовы отдать власть. Но в кризисный период – это военное положение, национальная диктатура, революционные трибуналы. Только так мы можем сопротивляться такому сильному врагу, как Москва.
Трибуналы для кого? Это военные будут трибуналы? Вы расстреливать будете?
Это будут контрреволюционные трибуналы. Но, например, кто посадит Ахметова или Медведчука? Назовите! Шевченковский суд, может? А может, Печерский? Или Европейский? Никто их не посадит! А революционный трибунал – расстреляет. И мы закроем большую украинскую проблему.
Кто будет в вашем расстрельном списке?
Ахметов, Медведчук, Червоненко, Добкин, Кернес, Ефремов, Новинский, Вилкул, Симоненко, Витренко, Пинчук, Кучма.
А реакции Европы вы не боитесь? Видите, какая реакция на планы Реджепа Тайипа Эрдогана ввести смертную казнь. Вы не боитесь, что Украину оставят без поддержки?
А они постоянно нас оставляют. Смотрите, 1933 год, Голодомор. Разве Европа не знала, что происходит в Украине? И это не мешало им покупать за бесценок отобранное у украинских селян зерно. Я понимаю, о чем вы говорите, что мы бросаем вызов миру, но когда идет речь, что мы исчезаем, а мы таки исчезаем сейчас… Мы хотим свободной Украины, такой, какой мы ее видим. Европа — это тот самый совок, только вид сбоку. Это не та уже белая христианская Европа 18-19 века.
Вы уже сейчас готовы к революции?
В любое время. И сделаем.
Кто может быть вашими союзниками?
Да все националистические силы, когда придет час «Ч».
С Ярошем вы дружите?
Сейчас нет, он занял абсолютно соглашенческую позицию к власти. Критикует практически все наши действия. Мне его позиция непонятна. Это человек, который мечтал о революции всю сознательную жизнь, а получив какой-то статус народного депутата, абсолютно изменился.
А с Андреем Белецким?
С Андреем Белецким… Ну что вам сказать… У нас таких особенных отношений нет.
А он не занял соглашенческую позицию?
Посмотрим, я не хочу это комментировать. Даже на уровне риторики у него нет провластной риторики, а у Яроша вся риторика провластная.
Вы не боитесь открыто декларировать такие вещи, как силовой захват власти?
А что мне терять, кроме кайданов? Жизнь? Богу решать, жить мне или умереть. И если он решит, что умереть, то как я буду жить? А решит, что жить, кто меня сможет убить? Важно не это. Важно то, что я точно знаю свою миссию. И не могу не идти своей дорогой. Потому что Бог меня спросит как ты, зная, малодушничаешь. Я делаю то, что должен.
Сколько людей, на которых вы опираетесь сегодня?
Наше движение растет. Вы понимаете, я не могу сказать, что оно является массовым. С такой риторикой не каждый украинец это воспримет. Я националист со стажем. Вы что думаете, в 2009 году, когда мы тогда еще говорили, что будет война с Россией, такие как вы, пани, как эта официантка вот ходит, крутили нам пальцем у виска.
Вы еще тогда это говорили?
Мы говорили это еще в 1991 году. Мы говорили и готовились. И как оказалось, когда пришло время, только мы к этому были готовы. Не МВД, не СБУ, а только националисты были готовы ехать на фронт с берданками и трехлинейками 1939 года.
Как вы относитесь к ВО «Свобода»?
Там много хороших ребят, славных ребят. Но я же говорю… Я очень скептически отношусь к выборам. В состоянии внутренней оккупации украинцы не смогут победить. Победит олигархат, у которого телеканалы, СМИ, технологии, те, кому подконтрольны избирательные комиссии. Всегда найдется какая-то избирательная технология: в один тур, например, или «последовательный хозяйственник», и все телеканалы это подхватывают. Еще и гречки насыплют.
Я верно понимаю, что после победы Майдана вы позволили приход к власти ваших политических оппонентов, потому что началась открытая российская агрессия?
У нас другого выбора не было.
Вы бы подыграли России?
А что нам оставалось? Оставить голыми границы?
Если удастся революция, кем вы себя видите в стране?
Провидныком украинской нации.
Президентом себя видите?
Вижу. Но все от Бога. Если увижу, что другой есть вождь и он правдивый, я стану в его ряды и буду подчиняться его командованию. Революция может дать вождя. И все должны увидеть, что это вождь, а не человек, который защищает свое и мелочные какие-то интересы.
Каково на сегодня финансирование «ОУН»? Говорят, что и акции националистов на 9 мая были частично профинансированы из РФ и из Украины. Вы можете раскрыть источники финансирования движения?
Как всегда: мы получаем средства от волонтеров, украинцев.
Богатые люди дают деньги?
Бывает. Дают и богатые украинцы. Но те, кто самые бедные, больше всего дают, как правило.
А из-за границы получаете финансирование? Из Канады, например?
Нет, они там немного слепые. Они там живут, как живут. Считают, что страна уже есть. Чего вы бунтуете, боретесь? Стройте, развивайте (иронично), чего это вам не сидится? И они не могут понять, что Украины не существует еще. Мы считаем, что существует пока режим внутренней оккупации.
Если отойти от акции «Бессмертный полк», какое место в принципе в вашей жизни, в жизни вашей семьи занимает Вторая мировая война? Ваши деды воевали?
Я могу сказать об отце матери. Дед Дмитрий. Пгт Приазовское, тогда Покровка, была оккупирована немцами, потом, так сказать, была освобождена Красной армией, так сказать. Дед воевал в Первой мировой войне (в царской армии), соответственно во Второй его загребли под мобилизацию. Он очень хорошо стрелял. Был охотником. Ему подфартило, стал снайпером. А снайпер сам выбирал, когда ему стрелять, сам выбирал позицию. Дед был тяжело контужен, забыл, кто он, что он. И потерялся. После контузии пришла похоронка, а он вернулся домой. Соседи ахнули. Но всю свою жизнь он так и не отошел от контузии ранений и в 1957 году умер.
Он всю свою жизнь ненавидел коммунистов. Всю свою жизнь в узком семейном кругу мы называли их бандитами. За раскулачивание, за голод 1933 года, за голод 1947 года, который стыдливо сейчас забыли. После Великой победы, если кто забыл, в 1946-47 гг. был голод. Это была благодарность Советов украинцам за их вклад в победу.
Вы никогда не праздновали в жизни День победы?
Я родился на юге страны. Понятно, что праздновали там, когда я был маленький, и 8 марта, и 1 мая, и 9 мая. Но уже в 18-20 лет, став взрослым юношей, а историей я всегда интересовался, я понял, что к чему. И я знал свою миссию. Я продал свою квартиру, все, что имел, и с двумя клунками приехал в Киев бороться за свободную Украину.
В Чеченской кампании вы принимали участие?
Я очень хотел поехать. Но не получилось.
