Глава Департамента специальных расследований ГПУ Сергей Горбатюк является одним из немногих высокопоставленных прокуроров, который удержался в своем кресле при всех четырех руководителей Генпрокуратуры, которых пережила Украина после Евромайдана, — пишет Страна.
Руководимому им подразделению поручено заниматься расследованием так называемых «майдановских» дел и злоупотреблениями ряда чиновников эпохи Януковича.
Горбатюка в его деятельности активно поддерживают так называемые «депутаты-еврооптимисты». В то же время, результаты его работы скептически оценивает прокурорское начальство.
В разговоре со «Страной» Горбатюк рассказал свое видение конфликтных ситуаций, которые возникают у него с генпрокурором Юрием Луценко, признался в фактической остановке расследования части дел в связи с утратой прокурорами следственных полномочий, рассказал где прятался в момент задержания экс-министра юстиции Елены Лукаш и сравнил своего бывшего шефа с маньяком.
— Наша встреча происходит накануне четвертой годовщины начала событий, в отношении которых используется понятие «Революция Достоинства». Такую трактовку событий Евромайдана пытаются закрепить не только отдельные журналисты и политики, но даже прокуроры с судьями. Приговор, который утвердил сделку со следствием одного из фигурантов так называемого «вертолетного дела» налоговиков, содержит в себе следующие фразы: «Только с проведением в государстве Революции Достоинства, которая привела к…». Можете дать свою оценку правомерности использования таких выражений в судебном решении?
— Если это сама по себе «Революция Достоинства», то в правовом значении использовать это нельзя. Было бы можно, если бы в тексте обстоятельства дела описывались таким образом: «После событий в городе Киев, которые в обществе получили название Революция достоинства».
Страница из приговора харьковскому экс-налоговику Андрею Раздайбеде, в тексте которого говорится о том, что после Революции Достоинства были ликвидированы налоговые схемы в Украине, источник фото: «Страна»
— Перейдем к другой актуальной теме. Как Департамент спецрасследований встретил 20 ноября, когда прокуроры утратили следственные полномочия? Вы что-то еще можете расследовать с учетом возникшегося юридической коллизии?
— Законодатель прописал в переходных положениях УПК, что следователи прокуратуры действительно теряют полномочия, которые должны перейти Госбюро расследований. Но ГБР нет, а потому мы пользуемся тем, что есть в наличии. Полгода назад, когда вносили изменения в закон о заочном правосудии, там добавили положения о том, что следователи прокуратуры и после 20 ноября имеют право завершить за два года те уголовные производства, которые были ими же и начаты. Мы говорим о общекриминальных делах. Из таких дел 80% вносились в ЕРДР следователями прокуратуры, и здесь ничего не меняется. А оставшиеся, касающиеся в том числе убийств на Майдане, начинались милицией.
— Так и передавайте их им.
— Боже упаси, милиции отдавать… Все знают, что в Верховной Раде зарегистрировали законопроект, который дает право продлить прокурорам расследование этих дел. В парламенте нас убеждают, что проголосуют за него. Но сейчас есть вакуум, и 20% общекриминальных дел, подследственных ГБР, мы де-юре не расследуем. В противном случае все собранные по ним после 20 ноября доказательства могут быть признаны недопустимыми.
— Следующая пленарная неделя начнется только 4 декабря. Фактически, две недели будете просто сидеть и ждать с моря погоды?
— А что вы предлагаете, совершать мне должностное преступление? У нас по этим делам проверяются на причастность к совершению насилия на Майдане сотрудники СБУ и милиции, а закон прямо запрещает передавать такие дела им. Сейчас ситуация такая — мы приостанавливаем проведение следственных действий, и просим ВР принимать решение.
— По тем делам, вести которые Департамент спецрасследований ГПУ лишился права, изданы постановления о приостановлении расследования?
— Нет такого основания в законах — приостанавливать следствие из-за дурости законодателя.
Нет смысла останавливать. У нас большинство дел фактовые, там сроки не идут (пока не вступили в силу правки УПК).
— А по тем делам, которые касаются чиновников категории «А», коррупции бывших высокопоставленных лиц, какое-то решение принято? По ним издано постановление о передаче дел в НАБУ?
— Наш курирующий заместитель (замглавы ГПУ Анжела Стрижевская — Прим. Ред.) потребовала готовить эти 42 дела к передаче. Но есть нюанс — изменения в процессуальные кодексы, которые ранее принял парламент, подписал президент, но которые никто до сегодняшнего дня не видел, якобы включает в себя норму о том, что дорасследовать дела НАБУ должна Генпрокуратура. Вроде бы как эта поправка депутатов Сотник и Сыроед учтена…
Понятно, что текста подписанных кодексов никто не видел (они ожидаются к публикации 28 ноября — Прим. Ред.) и пока мы ждем. Поэтому скажу так — указание готовить дела к передаче в НАБУ мы получили, но я ответил: «Пока не будет опубликован закон о кодексах и станет ясно, что там внутри, не сфальсифицирован ли он, никакого решения принимать не будем».
— По факту следственные действия с 20 ноября по любому из уголовных дел, которые Департамент должен был передать в другие органы, проводились?
— Конечно же, нет. В таком случае доказательства будут недопустимыми. Максимум, описи составлялись или материалы сшивались. Но гарантировать это о 100%-ой вероятностью не могу — не я следователь. Хотя суть вопроса мне понятна — если в период правовой неурегулированности будет получено хоть какое-то доказательство, то оно будет признано недопустимым. Пока все ждут.
— 6 октября заместитель генпрокурора Анатолий Матиос заявил, что через неделю Департамент спецрасследований получит возможности для передачи прав на «Межигорье» Нацагенству по управлению активами. Прошло полтора месяца, почему не передаете?
— Этот вопрос поднимался нами еще до Матиоса. Ситуация с «Межигорьем» следующая: по УПК эти объекты нельзя передать никому иному, кроме собственника. Вышло так, что этот объект оказался своего рода бесхозным. Мы с 2015 года просили — примите нормативный акт, который урегулирует вопрос. Депутаты приняли закон об Национальном агентстве по управлению активами, которое вроде бы как начинает работать. Мы обратились к ним еще в марте — «Межигорье» арестовано и должно управляться вами, забирайте. С тех пор никакого ответа не получили — о у них штата не было, то комплектовались…
А так как ответственность за арестованное имущество лежит по закону на следователе, который естественно не может проконтролировать сохранность «Межигорья», мы временно передали его общественной организации. Которая следит за сохранностью там. Но как только Агентство будет готово, пусть сразу забирают.
— Говоря простыми словами, Нацагентство по управлению активами ищет благовидные предлоги, чтобы не выполнять свою работу?
— В июне и июле такая же, как и с «Межигорьем», ситуация возникла с домом Пшонки в Гореничах. Туда регулярно наведываются журналисты, все видят — там все разграбили, а дом рушится.
Тогда мы написали письмо в Нацагентство, нам пришел ответ: «На данный момент мы не владеем ресурсами и возможностями, чтобы начать управлять этим объектом. Как только они появятся, мы дадим вам знать». До сегодняшнего дня никакого ответа ни по дому Пшонки, ни по «Межигорью» нет. Зато какое-то чудо происходит со стороны Нацагентства для военной прокуратуры.
— В медийных кругах ходит информация о том, что вам по ряду причин не удалось сработаться с нынешним руководством Генпрокуратуры. Вы конфликтуете с генпрокурором Юрием Луценко, его заместителями — Юрием Столярчуком и Анжелой Стрижевской?
— Здесь нет ничего личного. Есть законодательные требования, обязательные к исполнению в том числе и вышестоящим прокурором. Они их или не выполняют, или саботируют, а я пишу жалобы. Они подсчитали, только за этот год я написал на них 94 жалобы.
— Вы — чемпион по «скаргам» на руководство, получается?
— Так я жалуюсь на незаконные действия. Пусть не осуществляют их.
— Еще свежа в памяти история с Александром Лавриновичем, которому вменяли соучастие в захвате власти, но Апелляционный суд отпустил его на свободу. Защищающие это решение юристы говорят, что дело Лавриновича — пустое. Мол, вся вина экс-министра в том, что учредителем журнала, в котором было опубликовано решение Конституционного суда, вернувшее в период президентства Януковича нормы действия Основного закона образца 1996 года, является Минюст.
— Они утрируют ситуацию. Диспозиция статьи, которую инкриминируют Лавриновичу — «Захват государственной власти» говорит о том, что он может быть произведен как насильственным путем, и ненасильственным. Как в данном случае, путем незаконного получение дополнительных полномочий президентом. Адвокаты Лавриновича на определенном этапе вводили общественность в заблуждение. Мол прокуратура пишет бред, и не бывает ненасильственного захвата власти, который подпадал бы под действие ст. 109 УК Украины.
Кроме того, защита утверждает — Лавринович всего лишь сделал то, что являлось обязанностью Минюста. И Апелляционный суд Киева признал из-за этого наше подозрение необоснованным. При этом КСУ вернул действие Конституции 1996 года, а Лавринович при этом только формальную часть выполнил и опубликовал решение.
Наша версия иная. Когда Януковича усиливали полномочиями, это делали не какие-то дурные головы. За это голосовали 13 судей КСУ, мы допросили семерых из них. Они клянутся, что не возвращали Конституцию 1996 года, а признали процедуру принятия закона о политреформе в 2004 году (которым были внесены правки в Основной закон) незаконной. Никто не сомневается, что в разгар Оранжевой революции эта процедура была нарушена. Судьи говорят, что когда они рассматривали этот вопрос, просто написали всем органам власти привести законодательство в соответствие с решением КСУ. Это и позволяет адвокатам Лавриновича говорить, что он просто выполнял свои обязанности.
— Значит, бывший министр не виноват?
— Опять-таки, это иезуитство. У нас есть свидетель, который давал показания, что это Лавринович дал указание их обнародовать. Но когда Лавринович оказался под стражей, его адвокаты в Апелляционный суд заявили показания этого же свидетеля, что мы его неверно поняли. Хотя он четко говорил — на совещании в Минюсте Лавринович дал указание опубликовать текст Конституции Богатырю.
— 21 ноября Стрижевская анонсировала новый текст «пидозры» Лавриновичу…
— Подготовка ее текста продолжается. Суть останется той же, что и была ранее. Но с учетом тех замечаний, которые дал Апелляционный суд, признав первый вариант подозрения необоснованным.
— После объявления обновленного текста пидозры будете выходить в суд с ходатайством об избрании экс-министру меры пресечения?
— Решение на этот счет примет прокурор, который занимается делом. Я лично не вижу в этом смысла, надо завершать дело, открывать материалы и выходит в суд на слушание по сути.
— Не так давно прокурорская КДКП вынесла вам выговор. В этой связи в прокурорских кругах обсуждался вариант вашего увольнения из ГПУ. Поговаривали, что вы и сами не прочь уйти, но ждете подходящего громкого повода, чтобы напоследок хлопнуть дверью. Так ли это?
— Это заведомая ложь, никуда я не собираюсь. По такому же сценарию запускали слухи, что я конфликтный человек, который не может сработаться ни с Луценко, ни с его замами (Матиосом, Столярчуком, Стрижевской). Выходило так, что я один плохой, а вы все хорошие. Не бывает так.
— Вынесенный вам выговор вы оспорили в суде, как обещали?
— Да, материалы приняли две недели назад. Но дату заседания еще не назначили. Повторюсь — у меня нет личного конфликта ни с кем, я просто отстаиваю принципы того, что не имеет права руководство незаконным образом влиять на расследование дел. Все, к чему пришла Украина в ситуации с преступностью, это следствие того, что правоохранительные органы работали не на защиту людей и исполнение закона, а на выполнение прихотей руководителей своих ведомств. Которые со временем все действовали сугубо в своих интересах и по просьбам отдельных политических сил. Преступления на Майдане со стороны правоохранителей совершались как раз потому, что никому из них и в голову не пришло отказаться от выполнения незаконных указаний.
— По прошествии четырех лет после начала Евромайдана эта ситуация в силовых структурах изменилась?
— Нет. Каждый руководитель пришел на то, что было создано ранее и пользуется этим. Каждый с радостью получил тот багаж власти, где он царь и в ручном режиме делает, что хочет. Как раз задание по расследованию майдановских дел я для себя вижу в том, чтобы дать показательный пример того, как закон соблюдается.
— Вы сказали интересную фразу о том, что каждый руководитель, в том числе и ГПУ, после назначения чувствует себя на Резницкой царем. Вы ведь работали при Пшонке, которому вменяются такие замашки, но наряду с этим те же прокуроры со стажем указывают на его глубокое понимание профессиональных вопросов.
— Пшонка для меня — негативный персонаж. Дело в том, что когда даже распрекрасный человек и профи занимает такую должность, его оценивают по работе. Я видел массу нарушений в периоде с 2010 по 2014 годы, хотя громких заявлений и не делал. Единственное, это что я отказался подписывать «пидозру» Тимошенко и еще несколько указаний. Так вот, уже тогда я видел, что система при Пшонке доходит до маразматического исполнения «вказівок».
Да, он заботился о сотрудниках. Были и надбавки, и премии, и строительство столовой для сотрудников, которой не было, с нуля возвели новые здания для прокуратуры… С точки зрения организации работы у него было все четко: принято много нормативных актов, было понятно — кто и куда идет, за что отвечает.
Но при этом все забыли о том, что прокуратура должна защищать. Чикатило ведь тоже был любящий отец и характеризовался в семье и на работе отлично. Но мы говорим об обязанностях. Пшонка взял на себя миссию обеспечивать законность и надзор. А на деле этого не было. Как и не было у него ограничителей.
Мне рассказывали ситуацию, когда наши следователи приехали в Днепропетровск и накрыли конвертцентр. Тогда и напрямую позвонил Пшонка и сказал, что «ребята, вы не туда попали». Была дана команда в течение суток передать дело и все вещдоки в прокуратуру Днепропетровской области.
— Так разве что-то с тех пор кардинальным образом поменялось?
— Если брать ситуацию в целом, то нет. Конечно, некоторые изменения произошли, в первую очередь это открытость прокуратуры и ее подотчетность перед обществом. Да и то, заметно как руководство отдает указания, в том числе и по части пиара. Сама работа при этом не сопровождается полным сбором доказательств, идет непонятная спешка, заранее всех убеждают, что подозреваемое лицо виновно. Подобных нарушений много и по сути организация работы органов прокуратуры не изменилась.
— Получается, что на фоне консервирования ситуации в ГПУ времен Пшонки и принципов «я начальник — ты дурак», параллельно в приговорах пишут о Революции Достоинства. Имеет ли на это такое право нынешняя власть?
— С точки зрения терминологии права в юридических документах такая формулировка не может использоваться. А если с моральной стороны говорить о Достоинстве… Скажу так — та же Генпрокуратура не заслуживает тех слов, которые написаны на ее гербе (слоган ГПУ — «Закон. Честь. Достоинство» — Прим. Ред.). Это то, чего нет. Но к чему прокуратура должна была бы стремиться.
