С началом войны на Донбассе в следственных изоляторах и колониях Украины появилось множество военных, попавших под суд по различным поводам – от реальных преступлений вроде мародерства, убийств, похищений людей и неуставщины, до откровенно «заказных», когда какие-либо офицеры или солдаты становились ненужными свидетелями преступлений, совершенных начальством.
Глава военной прокуратуры Украины Анатолий Матиос в 2018 году подтвердил, что лишь за период с 2015 по 2017 годы количество уголовных производств в отношении военных превышало 20 тысяч.
«Страна» выяснила, как сидят в тюрьмах и СИЗО украинские военные, опросив несколько офицеров и солдат, побывавших и находящихся сейчас за решеткой. У многих из опрошенных следственные действия и суды еще продолжаются.
По просьбе военных, «Страна» не называет их фамилии.
От полковников до рядовых. Генералов в тюрьмах нет
Лейтенант Валерий, боец добробата: «Звания сидельцев в «военных» камерах – самые разные. От полковника до рядового. Но старших офицеров бывает мало, чаще – младшие офицеры, сержанты или солдаты. Генералов–арестантов вообще нет. По этому поводу часто шутят, мол, мало воровал, поэтому не стал генералом и попал в тюрьму. Очень много добровольцев, которых загребли за дела 2014 года, даже через три года после того, как они ушли на дембель из добробатов – в последние годы. Добровольцы сидят по разным делам. Одни по делу — много сидит бойцов, которые попались за беспредел в первые месяцы войны – мародерку, убийства, кражу «сепаров». Чаще всего объектами похищений становились просто «левые» жители Донбасса – если у них было что отжать. Таких богатых буратин тогда сразу называли «сепарами» и крали, пытали. Есть среди добровольцев такие, которые под следствием уже по два-три года находятся.
Но много и таких, сидят по странным подозрениям военной прокуратуры. Например, есть такие, которые в 2014 году кого-то случайно застрелили при заходе в «сепарские» города. Разные случаи были. Например, один парень из батальона «Айдар» рассказывал мне, что сидит по подозрению в убийстве – на него на блок-посту на скорости выскочил на мотоцикле какой-то пьяный. Он застрелил, в коляске мотоцикла оказалось ружье. Тогда списали на то, что это было нападение на наших. А через пару лет оказалось, что убитый был не сепаром, а охотником местным.
Другой сидит за то, что на его растяжке сразу двое его сослуживцев подорвалось в 2016 году. Это была прифронтовая полоса и блок-пост они по кругу заминировали. Потом его сослуживцы напились и наткнулись по пьяному делу на растяжки. Еще один, командир роты, сидел по подозрению в пропаже боеприпасов своей части. Хотя б/к – боеприпасы, украл командир батальона. Еще с одним – майором, сидел в одной из камер. Его закрыли по подозрению в контрабанде через его КПП на линии разграничения. А на самом деле весь процесс контрабанды крышевал командир его бригады. В общем, военных арестантов сидящих по заказным обвинениям тоже много, кроме реальных преступников».
Вячеслав, майор: «Много военных сидит за воровство, пропажу оружия и неуставщину. Никто из офицеров особо не жалеет о своих преступлениях, которые совершили на службе. Например, те, кто заехал на СИЗО за воровство, откровенно говорят, мол, я как химичил, так и буду химичить – как воровал, так и буду воровать, если меня выпустят и оправдают. Просто потому, что я ничего другого не умею делать. Например, сидел со мной полковник – зам по тылу одной из летных частей. Он «залетел» за воровство ГСМ – списал в части несколько тонн топлива и продал налево. Он как-то обмолвился, мол, на фронт я не хочу. Но если мне разрешат вернуться в армию – буду воровать еще больше. Ему никто слова в хате не сказал – все военные арестанты отлично знают, что генералы, воруют вообще миллионами».
Младший сержант Константин В.: «Много сидит бойцов, которые завалили своих сослуживцев за неуставщину. Это – дедовщина самая настоящая. Например, сидел с бойцами – морпехами из 36 бригады морской пехоты, которые завалили четырех сослуживцев под Широкино в 2017 году. Один из них, служивший фельдшером, сказал, что убили они своих сослуживцев после того, как один из старослужащих морпехов стырил из всех аптечек мощные обезбаливающие – с наркотиками. Фельдшер возмутился и заявил, что это преступление и он заявит начальству о воровстве. Еще эти парни засекли своих старших сослуживцев на мародерстве – те, дескать, шарились по соседним домам и все снимали, вплоть до металла. Причем в «теме» были все, вплоть до высшего начальства. Короче, старослужащие молодым сообщили, мол, теперь вам «п…..ц» настанет.
После этого начался ад. Все время посылали в наряды на караул. Когда молодые возвращались в блиндаж – их все время били. В общем, после очередного избиения не выдержали и застрелили всех четверых «старших». Кстати, заехали эти молодые бойцы из 36 морпеховской бригады, совсем тощие – их реально довели на службе почти до дистрофии. Когда они заехали в тюрьму их сильно избил персонал в специальной камере, передачи им не разрешали передавать.
Потом в обычной хате они поправились – даже потолстели. Один из этих молодых уже в тюрьме принял ислам и даже назвал себя Самиром. Пошутили по этому поводу однокамерники, мол, теперь ты сало не ешь? Хотя колбасу с салом ел».
Ура-патриотов среди «военных» в тюрьме нет
Иван Ж. младший сержант: «Чаще всего в «военных» хатах обсуждается война и служба. Основное мнение большинства служивых арестантов – война на Донбассе начата политиканами за деньги и финансовые интересы. Патриотизмом и, тем более, национализмом в тюрьме мало кто страдает. Правда, редко, но попадаются и убежденные националисты. Например, как-то заехали на СИЗО пару ребят с «Азова», младший командир и его подчиненный. Они «потрусили» в 2016 году какого-то «сепара», требовали денег. Ну и переборщили – парень помер в процессе «беседы». Азовцы не жалели о его смерти, сокрушались лишь о том, что вышла «непонятка». Из «Азова» их, конечно, уволили задним числом, но не забыли. Командиры их семьям передают каждый месяц по 18 тысяч гривен, плюс каждую неделю передачки приходят со спортивным питанием. Правда, патриотизм у них своеобразный – они почему-то уверены, что Украиной управляют одни евреи. Мол, из-за евреев – олигархов, и война началась, и плохо живется в Украине. Но с «азовцами» никто не спорил, мнение любого арестанта в военной «хате» — уважаемо.
Через пару недель «азовцы» перебрались в ВИП-камеру. По 1700 гривен в месяц с каждого это стоит – с телевизором, плитой, со спортивным инвентарем. Деньгами им опять же начальство бывшее помогло. Азовцы качаются в ВИП-камере, в общем, стали похожи на настоящих качков из американских фильмов. Много читают – исторические, экономические книги, товарищи по полку передают им с воли. Билецкий (лидер Нацкорпуса и основатель «Азова» — Прим.Ред.) как-то к ним приезжал, общался лично, обещал, что они скоро выйдут на волю».
Рядовой Ярослав А.: «Телевизор в хате работает круглосуточно и никогда не выключается. Политические дебаты и выступления политиков – никого не интересуют. Все военные арестанты плюются от политических дебатов и политиков, считают всех политиков «п….ми». Чаще по телеку все смотрят шоу. Самые популярные – Орел и Решка, развлекаловка всякая. Именно в тюрьме я вдруг понял, что телевизионные передачи повторяются по кругу. Год сидишь – шоу-программы одинаковые и даже новости похожи одна на другую. По интернету сайты серьезные не читают. Самые популярные сайты в тюрьме – это там, где можно сделать ставки на соревнования – например, Пари-Матч, и сайты знакомств, где знакомятся с потенциальными «дойными коровами».
Главное ощущение в тюрьме – что о тебе все забыли на воле. Жизнь проходит мимо, звонков и передач все меньше. Даже те, которые сидят по нашумевшим делам, понимают, что их дела тоже забываются. И они никому не нужны на свободе. К тому же добивает то, что семьи военных попадают фактически в голод и безнадегу. Как правило, даже если военный под следствием, то еще не уволен по закону. Но на службе «на всякий случай» перестают платить зарплату. Кстати, контролеры СИЗО Донецкой области часто шутят, что контингент у них не поменялся. Типа, когда этот город контролировали сепары – сидели в камерах блатные и пленные украинские из добробатов и армии. И сейчас, мол, сидят те же самые – блатные да военные украинские».
В «военных» камерах все равны
Капитан Евгений К.: «Когда попадаешь в камеру – хату, первый вопрос у военных арестантов к новичку всегда один. Кто ты, что ты, где воевал, из какого подразделения, по какой статье заехал в СИЗО – начинают пробивать человека. Кто был у тебя командиром, с кем служил, в какие годы, в каких местах воевал. Всегда выясняется правда. Не принято спрашивать у новичков, мол, виноват – не виноват в том, в чем тебя подозревают. Если сокамерники видят, что человек «плывет» откровенно в своих рассказах – ему сообщат, мол, жить нормально вместе не сможем, рекомендуем тебе взять матрас и попроситься в другую хату. В военных «хатах» не «блатные понятия. А «людские». Это подразумевает, что живем как в армии, по уставу. Но вне зависимости от должностей и званий, которые арестованный занимал на воле.
У военных никого не «опускают» и не унижают. Все равны, вне зависимости от звания и должности, которую занимал на службе. Пример – моют хату, в том числе и туалет, те, кто заехал на хату позже других. Как только заезжает новенький – швабру и тряпку в руки и вперед. Так моет до тех пор, пока не заедет следующий. Я как то мыл хату целых месяца два – никто из новеньких не заезжал. Навел идеальный порядок, вымыл даже такие углы, куда никто не забирался. Потом после меня заехал новенький, сержант и мыл хату так, что хуже некуда. Так ему сказали, что перед ним целый капитан мыл хату, мол, стыдись…
Когда приходишь в хату – сразу показывают, где можно хранить «мыльно-рыльные» — есть ниша в стене, там хранишь вещи. Под шконкой–нарами, хранишь рюкзак с личными вещами. Чужое категорически брать нельзя – за это набьют рыло. Если своровал – лучше сразу ломиться в другую хату. Но и там тебя изобьют – придет малява из военной «хаты». Еще есть наказание у военных за ложь. При мне сильно избили парня, который заехал на камеру к военным и назвал себя добровольцем из батальона «Шахтерск». Потом выяснилось, что он в армии не служил. Били сильно. И потом он быстро съехал из камеры. Спросили его по вооружению – он сказал, что был наводчиком в БТРе. Пробили – он «плавает» в терминах и рассказах. Затем выяснилось, что обычный уголовник, операм соврал, что был добровольцем, что бы те лучше к нему отнеслись. Кличек у военных нет. Иногда называют старым позывным по службе, иногда – по имени-отчеству.
В отличие от обычных камер, где круглосуточно идет игра, в военных камерах азартные игры под запретом – такая уже традиция. Зато разрешены нарды. Но не на деньги. Поэтому нет таких понятий – как проигрыш и прочие последствия. Если кто-то из новичков скажет, мол, сыграем на интерес – ему пояснят, что «интерес» в тюрьме – это твоя пятая точка».
Баланда и грязь по колено
Рядовой Ярослав К.: «Питание в СИЗО отвратительное, только за счет передач от родственников большинство арестантов выживают. Ячневая каша по утрам. В каше воды больше в три раза, чем крупы. Настоящая баланда. Голодно в СИЗО. Я как-то видел, как арестанты подрались за баланду – разносчик недосыпал баланды черпаком. Каша — серо-коричневого цвета, баландер ходит по коридору и раздает из грязного засаленного ведра черпаком содержимое. У разносчиков пищи — грязные халаты и руки – это примета баландеров. Разносчики еды сами иногда клянчат в кормушке -окошке в двери камеры, хоть что-нибудь поесть. Просят чая, сахара, яблоко. За это — огромная «благодарочка» — записку – «маляву» передадут куда надо. Записка–малява, передается в другую хату так – ее несколько раз сворачивают, упаковывают в полиэтилен и запаивают. Если она пришла распечатанная, или упаковка нарушена – там сидельцы знают внешние признаки такого, то значит записку кто-то прочитал посторонний из админсостава СИЗО.
На обед дают борщ или суп, которые трудно назвать этими названиями. Из мяса в похлебке – куриная шкурка. Больше ничего. Куда девается куриное мясо – никто не знает. Куриные лапы с когтями в похлебке – это считается круто. Капусты много в похлебке, одна картошина недоваренная, все остальное вода. Вода чуть розовая. На ужин чаще всего макароны – вернее слипшийся комок рожков и вареная селедка. Селедка не чищена. Все воняет омерзительно – когда заезжает на корпус баландер с ужином, его слышно по запаху во всех хатах.
Каждый четверг стирка – передаешь специальному человеку. Даешь за это несколько сигарет, чая, сахару. Раз в неделю можно сходить всей камерой в душевую. Почти во всех СИЗО – это черное помещение, еле-еле светится лампочка тусклая где то в углу, ни фига не видно. Скользкие трубы с плесенью, сток забит всегда. Поэтому грязной воды по колено со всякой дрянью. Перед этим туберкулезники могли мыться, сифилитики, плевки плавают, ошметки какой-то органики человеческой. На два соска душа – десять человек. Все десять должны помыться за 20 минут. В одном из СИЗО разок попал в отличную душевую – ее, перед этим отремонтировал Красный крест. Но уже через неделю этой душевой не узнал – все откручено и украдено».
В тюрьме можно все. За деньги
Младший сержант Константин В.: «В тюрьме все отношения между сидельцами и персоналом складывается на деньгах и товарных отношениях. Весь процесс сидения в СИЗО – это непрерывная выкачка денег персонала из арестантов. Запрещены, но за деньги можно — плита электрическая, чайник, кастрюля и телефон. Каждый сиделец должен скинуться коридорному инспектору по 350 гривен с человека за такой набор на одну камеру. Скидывались каждый этой суммой на пополнение карточки контролеру. Но если происходит шмон, то плитку, чайник, кастрюлю отбирают. Затем отдают обратно – для этого вся хата с каждого человека должна сброситься еще по 70–100 гривен. И не факт, что вам занесут такую же плитку и кастрюлю, что отобрали – могут принести другие.
Например, у меня из разных хат отбирали весь набор 7 раз. И нам приходилось выкупать все это обратно. Телефоны нужно каждый раз покупать новые, их никогда не возвращают. Можно телефон в любом СИЗО купить у контролера, на за цену в пять раз выше, чем на свободе. Пронести в любую камеру любое спиртное – поллитра до литра, все равно, стоит 800 гривен. Но спиртное заказывают крайне редко — дорого. Даже литровая бутылка водки на 6–10 сидельцев — мало, не вставляет. Поэтому гораздо легче и дешевле наркотики заказать. Как правило – метамфетамины – химия. Или траву. Наркота стоит – чтобы 4 человека «убились в хлам» от передачи – 150 гривен. Как-то один инспектор в СИЗО рассказал, почему персонал на передача наркотиков дешевле, а спиртное – дороже в СИЗО, мол, от наркоты сидельцы спокойные и смешные, а от спиртного – бывают проблемы, драки да скандалы. Кстати, в военных «хатах» наркота тоже обычное дело.
Медицинского обслуживания нет. Если заболел – нужно написать заявление. Даже если умираешь, и не написал заяву – придут через час–два–три. Или через день. Персоналу – все равно. Никаких врачей – придут и дадут таблетку. Чаще всего – просто анальгин или аспирин. Зубы – дело отдельное. Стоматолога не было ни в одном СИЗО. Был кабинет в одном из СИЗО. Оборудованный по полной программе – Красным крестом. Но там некому работать. Один был вольнонаемный, называет себя стоматологом. Один раз видел как он вырвал у арестанта здоровый зуб по ошибке. И сказал, ухмыляясь бедолаге – мол, что, теперь сделаешь? – Приходи завтра – вырву тот зуб, который болит. Но за деньги можно заказать стоматолога с воли. Звонишь родным, и вызывают стоматолога. За деньги придет и вырвет зуб. От 300 до 500 гривен обычная такса у стоматолога, не зависимости от того, что нужно делать – пломбировать или вырывать».
Военно-тюремные «понятия»
Игорь В. рядовой, доброволец: «Если ты идешь в туалет, нужно обязательно объявить об этом вслух. Нельзя ходить в туалет, когда люди едят. Также нельзя есть, если кто-то объявил заранее, что пошел в туалет. Если вдруг начал что-то грызть во время того, как другой пошел по нужде – наказывают. Наливают стакан воды, туда насыпают стирального порошка или моющего средства и ты должен это выпить. При мне двое новичков пили – накосячили, грызли во время «процесса» колбасу. Конечно, выпивших эту бурду, потом рвет. Все смеются – это такое развлечение для всей хаты. Говорят, что эта традиция с армейского дисбата пошла. Туалет в камерах – это такой унитаз за низкой загородкой. Но не во всех «хатах».
Бывает, что параша просто в углу находится – отделена занавесочкой. Но все ароматы и звуки все равно расходятся по всей камере. Поэтому воздух в любой камере как в свинарнике. У многих пацанов слабые желудки. Дело в том, что холодильника в хатах нет, запрещено. Колбасу и прочие продукты недолгого хранения вывешивают перед окном зарешеченным. Их как бы обдувает – так дольше хранится. Но все равно, особенно летом, все быстро портится. Поэтому летом естественные процессы превращаются в пытку – то и дело кто-то в туалете заседает. Поносы летом – обычное дело, это персоналом не считается за болезнь, таблеток никаких не дают и врачам не докладывают.
Еще один запрет – если человек спит, его нельзя будить. Нельзя орать, громко говорить. Если ты его разбудил, даже случайно громким звуком – то он может тебе сделать предъяву. Счет на карточке пополнишь, или с «дачки» что-то отдашь. Вообще «дачки» — продукты – общая собственность всей хаты. Но сигареты и мыльно-рыльные – это личное.
Читают в тюрьме мало, но отказа в книгах нет. Если хочешь почитать — тебя отведут в библиотеку. Тюремная библиотека представляет собой комнату без всяких стеллажей, книги грудами лежат на полу. Книг очень много – тысячи. Причем попадаются книги очень старые. Например, я читал «Войну и мир» 1953 года издания. Как ориентировалась при мне библиотекарь — женщина пенсионного возраста, похожая на воспитателя из детского сада, в этих грудах – уму непостижимо. Но если есть нужная книга – находит и выдает быстро. Библиотечные дни – вторник и пятница, по другим дням библиотекарь не работает.
После отбоя заходить персоналу СИЗО запрещено. Никому нельзя заходить в камеру – все оперативные действия проводятся только днем – с 6 утра до 22.00. Поэтому, как только начинается отбой, в тюрьме начинается настоящая жизнь. Сидельцы достают электрические плитки, продукты, начинают готовить, общаться за «жизнь».
Блатные и новая масть — «вояки»
Старший сержант Алексей В.: «Обычно в следственных изоляторах размещают военных отдельно от «блатных» — обычных уголовников. Камеры – «хаты», разные бывают. Обычно всегда переполнены. Например, в камере вместимостью на четыре человека, может сидеть пять или даже восемь человек. Приходится спать по очереди.
Но бывает так, что «хаты» военных переполнены и тебя могут засунуть в камеру к обычным уголовникам. У блатных спокойное отношение к военным. Что-то вроде «масти» даже появилось за последние годы – «вояки». К «воякам» блатные обычно не придираются. Главное в «хате» блатных» — как себя поведешь. Если ты человек порядочный, спокойный, трепа не разводишь о своих «подвигах» на войне, чистоплотный — то претензий не бывает. А если чему-то можешь научить дельному, то будешь в «уважухе». Кстати, многих уголовных интересует оружие и умение обращаться со стволами и взрывчаткой. Часто спрашивают. А вообще блатным вся политика и нынешняя война – до «лампочки». В уголовной среде бытует мнение, что политика – это клоунада «лоховская». А политики – те же уголовные, только у них много денег, и им все можно. Хотя воруют они в тысячи раз больше, чем блатные.
Среди блатных – очень много молодняка. Контингент обычно – от 20 до 30. Более пожилые – обычно либо колхозники, попавшие по пьянке, либо украли пару гусей или курей по бедности. Сидят долго – следствие неторопливое. Еще пожилые бывают – бомжи. Очень много курят в блатных камерах. Дым столбом стоит, если хочешь подышать – подходишь на минут пять к окошку, дышишь. Иногда очередь «на подышать» стоит».
Юрий К. старший лейтенант: «Очень многие военные перенимают у блатных то ремесло, которым, по сути, живет тюрьма. Это откровенное попрошайничество с «воли». Метод простой – заходишь на сайт знакомств с мобильного телефона, пишешь, что я невинно осужден или сижу под следствием, танки зубами грыз, Родину защищал, а теперь пропадаю в тюрьме от голода. Находится обязательно отзывчивая душа, как правило – одинокая женщина, собирает посылку, пересылает. Это на жаргоне – «корова дойная». Дальше – больше, если отзывчивая попалась на крючок, она уже с него не слезет – будут сыпаться от арестанта слезные просьбы передать деньги, продукты.
Обычно присылают, кто сколько может. Пополняют телефонный счет. Однажды я сказал, мол, нельзя так женщин обманывать. Они на свободе сами последний кусок хлеба догрызают, плюс детей воспитывают. Мне тут же блатные объяснили – мол, так нельзя – так всегда живет тюрьма. Иначе тюрьма прожить не сможет, это старая традиция. Когда я слушал такие разговоры, как сиделец «любит» по телефону свою никогда не виданную знакомую с сайта знакомств, как мечтает наконец-то выйти на волю и попасть к ней, всегда коробило. Но и этого мало – многие арестанты требовали по телефону, мол, позови к трубе малого – сына или дочь (чужую) и давай вовсю воспитывать! Спрашивать у детей найденной по сайту знакомств «дойной коровы», не прогуливают ли они уроки, какие оценки сегодня получили. В общем, разыгрывается целый театр одного актера. Блатные часто присылают записки–»малявы» в «военные» хаты с просьбами помочь продуктами тем, кто выезжает на этап. Сигаретами или деньгами. У АТОшников и военных больше поддержки, волонтеры помогают».
Сергей З., морской пехотинец: «Пресс-хаты есть, хотя их наличие в СИЗО всегда отрицают. Один из моих подельников не хотел идти на сотрудничество со следствием. И тут же попал в пресс-хату. Там сидят «петухи» и «опущенные» — самая низшая каста уголовников. Его за неделю там избиениями и унижениями довели до сумасшествия и попытки самоубийства – пытался повеситься. Персонал в сговоре со следователями – по указанию следователя могут посадить военного в петушиную хату и там его опустят. Если у тебя нет поддержки с воли – мощной команды адвокатов, денег, то попасть под беспредел следаков – очень просто».
Автозаки и суды: на сутки сухпай — кусок хлеба и стакан каши
Капитан Виталий К.: «Отдельная тема, как перевозят подследственных на суды и к следователям. В автозаки напихивают огромное количество народа. Причем туберкулезников со здоровыми. Вместе с нами в автозаке – конвой. Конвойные специально просили, чтобы я передал журналистам, что они в таких же условиях, как и заключенные – дышат тем же воздухом, такие же голодные – пока идет суд, им поесть даже некогда. Перед выездом из СИЗО на суд допустим, подследственным иногда предлагают взять сухпай. Так положено. Но это бывает редко – чаще этот сухпай зажиливают и продают просто. Сухпай подследственного – это кусок хлеба намазанный маргарином очень тонко. И в маленьком одноразовом стаканчике стограммовом – кусок присохшей каши, непонятного происхождения. Это питание на день. Если захочешь пить – прямо в зале может адвокат передать бутылочку воды с разрешения конвоя».
«Если захочешь в туалет в суде или на следствии – просто заведут в туалет. Но туалетной бумаги не предусмотрено, поэтому об этом нужно думать заранее – берешь с собой пачку салфеток. От тех, кто этого не предусмотрел – следы на стенах характерные… Иногда в суде по 8–9 часов – с 11 утра до 20.00 находишься. Пока ты ждешь начала заседания, потом ждешь, пока окончатся заседания тех, кого с тобой привезли в автозаке».
